Том 22. Письма 1890-1892 - Страница 49

895. Е. М. ШАВРОВОЙ

28 января 1891 г. Петербург.

До сих пор, охваченный суетою петербургской жизни, я успел прочесть только «In vino». Рассказ хорошо сделан, сцена опьянения превосходна. Но к чему Вам понадобилась бритая рожа? Хоть Вы и влюблены в нее, чему я не верю, но она портит рассказ; чувствуется, что она притянута искусственно, чтобы во-1-х) ввести в рассказ элемент любви, и во-2-х) ради контраста. По-моему, можно ограничиться сценою опьянения, любовью поручика и финалом. Всё, что барышня говорит в честь и славу актера, она с успехом может сказать в пространство, обращаясь ко всем, причем нет надобности брать одну только сцену. Когда я начал читать Ваш рассказ, то мне казалось: барышня пьянеет, она окружена мужчинами, но ей некого любить, не на что тратить свой порох… Так мне казалось, и вдруг — о ужас! — наталкиваюсь на бритую рожу.

Ваш рассказ можно, конечно, напечатать и в том виде, в каком он есть. Но мы с Сувориным решили так: я на днях поеду в Москву и пришлю Вам рассказ, так как свободное время у Вас, слава богу, есть, то, быть может, Вы займетесь рассказом, если найдете это нужным, потом пришлете его мне, а я пошлю его в Питер. Это мой маленький каприз!

В Москве я буду в среду. Рассказ Вы получите в четверг. А пока позвольте пожелать Вам всего хорошего и пребыть уважающим и преданным.

А. Чехов.

А Шастунова я оставил… Бог с ним!

Если Вам надоел Ваш рассказ, то извольте, мы напечатаем его без переделок.

На конверте:

Москва, Волхонка, д. Воейковой

Елене Михайловне Шавровой.

Бунину И. А., 30 января 1891

896. И. А. БУНИНУ

30 января 1891 г. Москва.

30 янв.

Милостивый государь Иван Алексеевич!

Простите, что я так долго не отвечал на Ваше письмо. Я был в Петербурге и только сегодня вернулся в Москву.

Очень рад служить Вам, хотя, предупреждаю, я плохой критик и всегда ошибался, особенно когда мне приходилось быть судьею начинающих авторов. Присылайте мне Ваши рассказы, но только не те, которые уже были напечатаны.

Готовый к услугам

А. Чехов.

Москва, М. Дмитровка, д. Фирганг.

Шавровой Е. М., 30 января 1891

897. Е. М. ШАВРОВОЙ

30 января 1891 г. Москва.

30 янв.

Посылаю Вам, Елена Михайловна, рассказ, о котором я писал Вам перед отъездом из Петербурга. Буду ждать его возвращения. Мой адрес: М. Дмитровка, д. Фирганг.

Ваш рассказ «Замуж!» понравился и в Москве, чему я очень рад.

Будьте здоровы.

Уважающий

А. Чехов.

Суворину А. С., 31 января 1891

898. А. С. СУВОРИНУ

31 января 1891 г. Москва.

31 январь.

Была изумительная астрономка. Я сказал ей: «Я с Сувориным раза три вспоминали о вас, и он кланяется вам». Она сказала: «Убирайтесь к чёрту». Горюет, что умерла Ковалевская.

Дома застал я уныние. Мой самый умный и симпатичный мангус заболел и смирнехонько лежит под одеялом. Скотинка не ест и не пьет. Климат занес уже над ним свою холодную лапу и хочет убить его. А за что?

Получили унылое письмо. С нами дружила в Таганроге одна польская зажиточная семья. Печенья и варенья, которые я съедал у этой семьи, будучи гимназистом, теперь возбуждают во мне самые трогательные воспоминания; там были и музыка, и барышни, и наливка, и ловля щеглят на большом дворе-пустыре. Отец служил в таганрогской таможне и попал под суд. Следствие и суд разорили семью. Две дочери и сын. Когда старшая дочка вышла замуж за прохвоста-грека, семья взяла себе на воспитание девочку-сиротку. У этой девочки приключилась бугорчатка колена, и ей ампутировали ногу. Затем умирает от чахотки сын, медик 4 курса, отличный малый, Геркулес, надежда семьи… Затем бедность вопиющая… Отец бродит по кладбищу, жаждет напиться, но нет сил пить: от водки только голова жестоко болит, а мысли всё те же, такие же трезвые и гнусные. Теперь пишут, что заболела чахоткою младшая дочь, девушка, молодая, красивая, полная… Пишет об этом отец и просит десять рублей взаймы… Ах!

Мне ужасно не хотелось от Вас уезжать, но я все-таки рад, что не остался еще на один день — уехал, значит, имею силу воли. Уже пишу. Когда приедете в Москву, повесть будет уже кончена, и я вместе с Вами вернусь в Петербург.

Скажите Боре, Мите и Андрюше, что я их vitupero. В карманах своей шубы я нашел записки, в которых было нацарапано: «Антон Павлич стыдно, стыдно, стыдно!» O pessimi discipuli! Utinam vos lupus devoret!

Письмо, посланное мною из Сахалина 31-го августа, наши получили только на этих днях. Каково?

Вчера ночью не спалось, и я прочел «Пестрые рассказы» для второго издания. Выбросил за борт больше 20 рассказов.

Прошу Вас принять уверение в моем искреннем уважении и преданности. Семейству Вашему свидетельствую свое почтение.

Ваш А. Чехов.

Поклон цензору Матвееву. Я Анне Ивановне предлагал пригласить его и Ивана Павловича Казанского в Феодосию на всё лето. Они такие весельчаки!

Суворину А. С., 5 февраля 1891

899. А. С. СУВОРИНУ

5 февраля 1891 г. Москва.

5 февраль.

Мой мангус выздоровел и уже преисправно бьет посуду.

Я пишу, пишу! Признаться, я боялся, что сахалинская поездка отучила меня писать, теперь же вижу, что ничего. Написал я много, пишу пространно, à la Ясинский. Хочу тысячу целковых сцапать.

Скоро начну ждать Вас. Поедем в Италию или нет? Надо бы.

В Петербурге я ночи не сплю, пью и шатаюсь, но чувствую себя неизмеримо здоровее, чем в Москве. Чёрт его знает, отчего это так.

Не скучаю, ибо во-1-х) пишу и 2-х) чувствуется близость лета, которое я люблю паче всего. Хочется приготовлять удочки.