973. А. С. СУВОРИНУ
27 мая 1891 г. Богимово.
27 май.
«Анна Ивановна сказала, вот ведь не догадался предложить эту дачу»… Анна Ивановна должна за меня вечно бога молить. Когда я нанимал большой дом, то думал о Вас больше, чем о себе. Домина громадный, парк великолепный, река, пруд, и для Вас как раз бы подошло, но телеграфировать Вам остановили меня отсутствие мебели (есть она, но обшарпанная, старинная), отдаленность от станции — 10 верст, неимение рессорных экипажей и многое другое, что длинно было бы перечислять. Помещения так много, что поместились бы и Вы, и мы: Вы в большом доме, а мы в едином из флигелей; но где бы Вы взяли мебели и экипаж? Анна Ивановна, приехав и увидев обстановку, обругала бы меня мужиком и больше ничего. Если хотите, то дачу эту можно будет приготовить Вам к будущему году. Из нее можно сделать рай. Фортепьяно есть, можете себе представить. И биллиард есть.
Кстати, прочтите врагу моему Анне Ивановне письмо Григоровича: пусть у нее душа порадуется. «Чехов принадлежит к по<ко>лению, которое заметно стало отклоняться от запада и ближе присматриваться к своему…
…Венеция и Флоренция ничего больше, как скучные города для человека даже умного…» Merci, но я не понимаю таких умных людей. Надо быть быком, чтобы, приехав первый раз в Венецию или во Флоренцию, стать «отклоняться от запада». В этом отклонении мало ума. Но желательно было бы знать, кто это старается, кто оповестил всю вселенную о том, что будто заграница мне не понравилась? Господи ты боже мой, никому я ни одним словом не заикнулся об этом. Мне даже Болонья понравилась. Что же я должен был делать? Реветь от восторга? Бить стекла? Обниматься с французами? Идей я не вывез, что ли? Но и идеи, кажется, вывез. Ваша статья об ипподроме больше моя, чем Ваша, ибо я Вам уши прожужжал про эту новую форму театра.
Статья отличная, но в Москве ее не поймут. Что Вы, помилуйте, может ли М. Н. Ермолова играть в ипподроме вместе с лошадями? А думать и говорить, что Мольер может показаться скучным, — это идея, за которую московский Иван Иванович Иванов, автор московского проекта, задаст Вам такого треску, что Вы не рады будете. А ипподром в самом деле прелесть, и Колизей отличная штука. Но мы с Вами не доживем до них, ибо уже пережили.
Буренин находит в Шастунове «ровно ничего»? Скажите ему, чтобы он полечился от печёнки.
Нам бы надо с Вами повидаться, т. е., вернее, мне надо. Я уже соскучился, хотя сегодня поймал 252 карася и одного рака.
Да хранит Вас бог. Поклон всем.
Ваш А. Чехов.
974. Е. М. ШАВРОВОЙ
28 мая 1891 г. Алексин.
28 май, г. Алексин Тульск. г.
Сударыня, Ваша «Ошибка» воистину есть ошибка. Рассказ только кое-где хорош, но в остальном это непроходимая чаща скуки. Соня, покойничек, папа, мама, опять Соня и покойничек, потом Ромул, Нума Помпилий, Соня, покойничек, папа, потом опять Соня и покойничек… в глазах рябит! Вам прекрасно удаются «благородная бедность» и девицы, ну и взяли бы одну только Милочку с ее папой, тяжелой кухаркой и соблазнами катка; вышел бы тогда рассказ отменный.
Ваша «Гадалка» напечатана. Видели? Насчет гонорара, простите, я не говорил Суворину. Хотя Вы стоите и больше 10 коп. за строку, но мне не хотелось нарушать порядка, давно уж заведенного в «Новом времени». Тут начинают с пятачка, потом постепенно повышают, как чиновников на службе, будь то хоть сам Шекспир. Вы будете получать 8, потом 10, потом 12, затем 15 и так до червонца включительно. Когда мне будет 80 лет, а Вам 90, мы будем получать по червонцу за строку.
Когда я был в Париже, мне прислали из Италии Ваше письмо. Я прочел и руками развел. Что я мог отвечать Вам? В ответ на идею эксплоатировать процесс Бартенева я мог бы только, пожалуй, прислать Вам рецепт: Kalii bromati… по ложке на ночь. Это идея почти сумасшедшая, даже бешеная. Во-первых, Вы с Бартеневым знакомы не были и знать его не могли, во-вторых, в таком сложном абсурде, как жизнь бедняжки Висновской, мог бы разобраться разве один только Достоевский. Да и к чему Вам ехать воображением в Варшаву, если под боком Москва, полная Милочек и всяких двуногих тварей?
Нам бы следовало повидаться. Вы бы спели, а я бы послушал. Поговорили бы о литературе, о Крыме…
Будьте здоровы и небом хранимы.
Ваш слуга А. Чехов.
Что Филиппыч?
Вы не сердитесь на критику. Если я пишу и сужу несколько резко, то это только потому, что вижу в Вас коллегу и литераторшу, а не дилетантку, иначе бы, быть может, я наговорил Вашей «Ошибке» тьму комплиментов.
На конверте:
Ст. Ставроково по К<урско-> Х<ерсонско->А<зовской> жел. дороге
Ее высокоблагородию Елене Михайловне Шавровой.
975. А. С. СУВОРИНУ
4 июня 1891 г. Богимово.
4 июнь.
Раковский за всё имение, заключающееся в трех участках = 400 десятин, просит 35 тысяч. Ту часть имения в 150 десятин, где находятся усадьба, мельница и прочее, что мы видели, он может уступить за 23 тыс. и, конечно, отдаст за 20.
Зачем Вы так скоро уехали? Мне было очень скучно, и нескоро я потом пришел в свою обычную мещанскую колею. Как нарочно, после Вашего отъезда погода наступила великолепная, теплая, и рыба стала ловиться.
Сестра всё еще больна.
Мангус нашелся. Охотник с собаками нашел его по сю сторону Оки, против дачи Снигирева, в каменоломне; если бы не щель в каменоломне, то собаки растерзали бы мангуса. Блуждал он по лесам 18 дней. Несмотря на ужасные для него климатические условия, он стал жирным — таково действие свободы. Да, сударь, свобода великая штука.