Том 22. Письма 1890-1892 - Страница 97

Но что я мог написать Вам? Я уважаю Ваши книжки и Ваше авторское чувство, значит, я должен писать серьезно, без ёрничества. Никакая брань не оскорбляет и не опошляет так, как мелкость суждений. А я, должен сознаться, к стыду своему, в своих письмах отличаюсь именно этою мелкостью. Я умею рассуждать только тогда, когда меня наводят или ставят передо мной отдельный вопрос. Я, быть может, умен так же, как Спасович, у меня в голове есть мысли, но они не умеют широкой струей выливаться на бумагу. Я пробовал писать Вам, но выходило что-то газетное, à la Скабичевский.

О Ваших речах нужно писать много или ничего. А много я не умею. Для меня речи таких юристов, как Вы, Кони и др<угие>, представляют двоякий интерес. В них я ищу, во-первых, художественных достоинств, искусства, и, во-вторых, — того, что имеет научное или судебно-практическое значение. Ваша речь по поводу юнкера, убившего своего товарища, — это вещь удивительная по грациозности, простоте и картинности; люди живые, и я даже дно оврага вижу. Речь по делу Назарова — самая умная и полезная в деловом отношении речь. Но ведь это серьезно и об этом писать надо серьезно и длинно.

Свои книжки непременно пришлю Вам или сам привезу. Не присылал их раньше, потому что не знал, хотите Вы их иметь или нет, и отчасти потому, что думал или мне казалось, что я их уже послал Вам.

Отчего Вы пьесы не напишете?

В Петербурге я буду после 27-го.

Ваш А. Чехов.

Плещееву А. Н., 25 декабря 1891

1075. А. Н. ПЛЕЩЕЕВУ

25 декабря 1891 г. Москва.

Москва, Мл. Дмитровка, дом Фирганг.

25 дек.

Дорогой Алексей Николаевич, вчера я случайно узнал Ваш адрес и — пишу Вам. Если у Вас найдется свободная минутка, то, пожалуйста, напишите мне, как Ваше здоровье и вообще как Вы живете. Напишите хотя три строчки.

У меня полтора месяца была инфлуэнца, было осложнение со стороны легких и я жестоко кашлял. В марте уезжаю на юг в Полтавскую губернию, и буду жить там до тех пор, пока не прекратится мой кашель. Сестра поехала туда покупать хутор.

Литературные дела идут вообще тихо, но жизнь проходит шумно. Очень много разговоров насчет голода, и много работы, вытекающей из сих разговоров. В театрах пусто. Погода плохая: совсем нет морозов. Щеглов Жан увлечен толстовцами, Мережковский по-прежнему сидит в доме Мурузи и путается в превыспренних исканиях и по-прежнему он симпатичен; Фаусек получил магистра; про Чехова говорят, что он женился на Сибиряковой и взял 5 миллионов приданого. Об этом говорит весь Петербург. Кому и для чего нужна эта сплетня, положительно не могу понять. Даже противно читать петербургские письма.

Островского не видел в этом году. Суворин здоров.

Завтра еду в Петербург хлопотать насчет своего хутора: 1) возьму денег в книжном магазине Суворина и 2) у симпатичного нотариуса Иванова сочиню доверенность на имя А. И. Смагина, которого Вы знаете.

Сердечный привет Вашим. Осенью ходили слухи, что Вы были больны, теперь же, по слухам, Вы совершенно здоровы. И дай бог, чтобы это было так. Болезнь — это кандалы.

Увидимся мы, вероятно, очень не скоро, так как в марте я уезжаю, а возвращусь на север не раньше ноября. В Москве я уже не буду иметь квартиры, так как это удовольствие мне не по карману. Буду жить в Петербурге.

Крепко обнимаю Вас. Кстати же маленькое объяснение, по секрету: как-то в Париже за обедом Вы, уговаривая меня остаться в Париже, предложили мне взаймы денег, я отказался, и мне показалось, что этот мой отказ огорчил и рассердил Вас, и мне показалось, что когда мы расставались, от Вас веяло холодом. Быть может, я и ошибаюсь. Но если я прав, то уверяю Вас, голубчик, честным словом, что отказался я не потому, что мне не хотелось одолжаться у Вас, а просто из чувства самосохранения: в Париже я вел себя дурно, и лишняя тысяча франков испортила бы мне только здоровье. Верьте мне, что если бы я нуждался тогда, то попросил бы у Вас взаймы так же свободно, как и у Суворина. Храни Вас бог.

Ваш А. Чехов.

Егорову Е. П., 26 декабря 1891

1076. Е. П. ЕГОРОВУ

26 декабря 1891 г. Москва.

26 дек.

Посылаю еще 11 рублей. А ответа от Вас нет и нет, так что я начинаю думать, что мои письма не доходят по адресу. Сегодня я уезжаю в Петербург. Благоволите адресоваться туда.

Вышел «Сборник» в пользу голодающих, который дал чистых 18 тысяч. Если бы Вы поскорее ответили мне, в каком положении у Вас дела, и уполномочили бы меня, то я мог бы обратиться в редакцию «Русских ведомостей», чтобы они выслали хотя бы 100–200 р.

Будьте здоровы.

Ваш А. Чехов.

У меня еще осталось Ваших 20 коп.

Гаршиной Н. М., 27 декабря 1891

1077. Н. М. ГАРШИНОЙ

27 декабря 1891 г. Петербург.

27 дек.

Уважаемая Надежда Михайловна, я приехал в Петербург.

О капитале Медынцевой я наводил справки в Москве. Оказывается, что капитал этот завещан только на церкви. Раз это так, то письмо А. С. Суворина к Плевако я нахожу излишним.

Желаю Вам всякого успеха и пребываю искренно уважающим и готовым к услугам

А. Чехов.

Чеховым, 31 декабря 1891

1078. ЧЕХОВЫМ

31 декабря 1891 г. Петербург.

31 дек.

Поздравляю всех с Новым годом и посылаю в подарок четыре купона: один Папаше, другой Мамаше, третий Ивану, четвертый прошу спрятать для Маши.

Получил из Миргородского уезда две телеграммы, довольно неопределенные и неутешительные. Сорочинский хутор оказался таковым: местоположение красивое, сад хороший, но дом стар и тесен и требует ремонта 1500 р.; от станции сорок (!) верст. Маша, по-видимому, отказалась от этого хутора и, как можно это судить по второй телеграмме, покупает хутор Яценко, где 56 десятин, чудный сад, река и проч., но придется весною строиться, так как там имеется только изба и сараи. За этот хутор придется приплатить, вероятно, не больше 2 тыс., и поэтому деньги на постройку будут. Хутор удивительный по красоте и уютности (я его видел), но он стоит одиноко, в 1½ верстах от села. К тому же придется хозяйством заниматься, так как земли очень много.