Том 22. Письма 1890-1892 - Страница 95

Ну-с, живу я так же, как и прежде жил. Не женат. Не богат. Инфлуэнца совсем изломала меня, я кашляю и худею и, как говорят, стал походить физиономией на утопленника. Решил покориться необходимости: купить в Полтавской губ<ернии> хутор и перебраться туда совсем на жительство. Вон из Москвы! 9 месяцев в году буду проживать на хуторе и за границей, а остальные 3 — в Москве и в Питере, в отелях.

Известно ли Вам, что я был недавно за границей? Везде был. В рулетку проиграл 900 франков! На Везувий взбирался и нюхал кратер. Вот какие мы!

Надо бы нам повидаться и старину вспомнить. Ах, как надо бы! Не хотите ли у Тестова поужинать? Если да, то назначьте день и час. Непременно приду. Выбирайте трактир, какой хотите, мне всё равно.

Ваш А. Чехов.

Леонтьеву (Щеглову) И. Л., 15 декабря 1891

1067. И. Л. ЛЕОНТЬЕВУ (ЩЕГЛОВУ)

15 декабря 1891 г. Москва.

15 дек.

Милый Жан, я буду у Вас на именинах, хотя и запретил себе какое-либо участие в шумных пиршествах. Инфлуэнца с кашлем произвели в моем организме пертурбацию: я теперь ничего не пью. А если, случается, пью перед праздником, то чувствую, что это для меня вредно — раньше никогда не чувствовал ничего подобного. Старость, значит!

Буду очень рад повидать и Вас, и Баранцевича, и всех знаемых.

Вы величаете меня «неизменно коварным». Можно подумать, что я фельдшер, а Вы — старая девица.

Вы пишете, что у Вас есть о чем серьезно потолковать со мной; у меня вообще серьезного мало, но потолковать мне очень хочется. О дне своего приезда я извещу Вас. Остановлюсь у Суворина. Первые два-три дня буду безвыходно сидеть дома.

Был я за границей, остался очень доволен своим путешествием и, конечно, влез в долги. Летом жил в Калужской губ<ернии> в усадьбе. Теперь живу в Москве и жду — не дождусь, когда можно будет уехать. Хочется тепла.

Ну, желаю Вам выиграть сто тысяч. Будьте здоровы. Вашей жене низкий поклон.

Ваш А. Чехов.

Мои кланяются.

Суворину А. С., 15 декабря 1891

1068. А. С. СУВОРИНУ

15 декабря 1891 г. Москва.

15 дек.

Вы пишете, чтобы я телеграфировал о дне своего приезда к Вам. Телеграфировать не нужно, ибо наверное мне известно, что выеду я 26-го вечером, а приеду к Вам я 27-го утром. Новый год буду встречать у Вас. Раньше выехать нельзя, так как около 20–22 отправляю сестру на хутор, 24-го мать именинница, а 25-го праздник. Если 26-го не выеду, то буду телеграфировать. Но я говорю — наверное. Если под рассказом подпишете настоящую фамилию, т. е. А. Суворин, то это еще лучше, чем Лаврецкий. Прочтут. Вы напишите десяток таких страшных рассказов, выйдет книжка, которая не залежится.

Ваш новый сотрудник В. Васильев, очевидно, домовладелец, так как у митрополита он бывал по приходским делам. Человек, по всей вероятности, дельный и знающий.

Если Вам не удастся найти хорошего фельетониста, то заведите «Московские письма». Пусть пишет, кто хочет, а Вы из той массы, которую будут присылать Вам волонтеры, выбирайте самое интересное. Много охотников найдется писать.

Начинаю получать из разных концов гонорары. Ожил духом.

Что же? Купили мне 2 билета или десять купонов, как я просил? Я везу Вам десять рублей. Хочется мне 5 тысяч выиграть.

А «Каштанка» еще не вышла! Значит, не поспеет она к празднику. И «Дуэль» не поспеет…

Если будут «Московские письма», то и я буду в них участвовать. Об этом поговорим при свидании.

Будьте здоровы. С наступающими святками!

Ваш А. Чехов.

Смагину А. И., 16 декабря 1891

1069. А. И. СМАГИНУ

16 декабря 1891 г. Москва.

16 дек.

Всё забываю покончить с одним вопросом. Недавно у меня был Григорович. Я сказал ему, что хомутецких гончарных изделий в его музей будет выслано наложенным платежом на 25 р. Он поблагодарил и продолжал говорить о женщинах. Если будете высылать, то высылайте в Петербург на предъявителя.

Вопрос о банке для меня не имеет серьезного значения. Я тронул его только потому, что быть должным банку гораздо приятнее, чем частному лицу. Если банк дает 1 или 1 ½ тысячи, то уж этого совершенно было бы достаточно, чтобы разделаться с оным частным лицом. Недостающие 500 или 1000 я мог бы добавить из своих сумм. Быть должным банку тем хорошо, что ему можно быть должным вечно без опасения быть изгнанным из хутора. Процент-то ведь плевый! Впрочем, повторяю, это пустяки.

Сергей Иванович не верит? Я бы охотно присоединился к нему и тоже махнул бы рукой, ибо мое цыганское семейство вполне сего заслуживает. Но увы! Если я в этом году не переберусь в провинцию и если покупка хутора почему-либо не удастся, то я по отношению к своему здоровью разыграю большого злодея. Мне кажется, что я рассохся, как старый шкаф, и что если в будущий сезон я буду жить в Москве и предаваться бумагомарательным излишествам, то Гиляровский прочтет прекрасное стихотворение, приветствуя вхождение мое в тот хутор, где тебе ни посидеть, ни встать, ни чихнуть, а только лежи и больше ничего. Уехать из Москвы мне необходимо.

Знаете, отчего Вы не имеете успеха у женщин? (чья б сковча-а-а-ала!) Оттого, что у Вас безобразнейший, поганейший, отчаяннейший, трагический почерк!

Извольте-ка разобрать что-нибудь! Мы это прочли так: «Позвольте Марье Павловне заблаговременно предложить десять овец». После того, как уж я купил у Маши этих овец и заплатил ей два рубля, мы разобрали, что речь идет не об овцах, а о выезде. Пропали деньги!

Сестра выезжает на Луку 22, у Вас, вероятно, будет около 26–27. Я 26-го еду в Питер, куда и адресуйтесь. (Петербург, Мл. Итальянская, редакция «Нового времени», А. П. Ч-ву.) Для телеграмм: Петербург Суворину для Чехова. Когда получу от сестры телеграмму, тотчас же вышлю Вам 3 тысячи и доверенность. Не забудьте написать, сколько я должен выслать на расходы.